На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Я ЗДОРОВ!

107 988 подписчиков

Свежие комментарии

  • Александр Жердев
    Так что же через 3 месяца гриб придётся выбрасывать? И ещё: есть ли какой-то перерыв в употреблении, когда можно снов...Топ-10 полезных с...
  • Мария
    Да, правильные жиры действительно очень положительно сказываются на состоянии кожи. Я для её упругости и тонуса в том...Жирные продукты, ...
  • Авдотья Мишина
    Раньше тренировки такие вообще выполнять не могла банально из-за того, что не хватало выносливости и силы. Сейчас про...13 лучших упражне...

Питер Атийя: «Кризис ожирения кроет за собой более тяжелую проблему?»

peter5_gryfade_crop

Лекция TED, которую доктор Атийя прочел в апреле 2013 года, посвящена двум главным болезням современности — ожирению и сахарному диабету. В лекции, и в своих работах Атийя подвергает сомнению привычные представления о причинах и следствиях, а также привычные предубеждения. Ниже вы найдете сжатый перевод лекции.

Сама лекция на английском, оставляю, вдруг кто силен в языках. (С.З.)

Я никогда не забуду этот день весной 2006 года, когда я работал хирургом в резидентуре Клиники «Джонс Хопкинс», и в два часа ночи мне пришел вызов на осмотр женщины с сахарным диабетом, которая страдала от диабетической гангрены ног. Я до сих пор помню этот запах гниющей плоти, который ударил мне в нос, когда я отодвинул штору в палате, чтобы подойти к пациентке. Ни у кого не было сомнений, что ее нужно госпитализировать. Вопрос, который мне предстояло решить, нуждалась ли она также в ампутации ноги?

Вспоминая ту ночь теперь, я бы очень хотел думать, что испытывал к этой пациентке то же сострадание и эмпатию, что и к 27-летней пациентке, которая поступила в больницу тремя днями раньше с болью в спине. Причиной боли оказался тяжелый рак поджелудочной железы. Мы понимали, что не сможем спасти эту девушку, поскольку рак был слишком запущен, но я хотел быть уверен, что сделал все возможное, чтобы она чувствовала себя более комфортно, я принес ей теплое одеяло и кофе ее родственникам, но главное, я не осуждал ее никоим образом, потому что понимал, что она никак не виновата в том, что у нее развился рак.

В чем же разница? Почему я через несколько дней, стоя в той же самой ординаторской, испытывал такое презрение к пациентке, нуждавшейся в ампутации? Потому что у нее был сахарный диабет второго типа, а мы все знаем, что им болеют от того, что слишком много едят и слишком мало занимаются спортом, правильно? В смысле, трудно ли это? Я смотрел на нее, лежащую на кровати, и думал, если бы ты хоть немного позаботилась о себе, ты бы не была сейчас в этой ситуации, перед этим доктором, которого ты видишь впервые и который собирается отнять у тебя ногу.

Почему я думал, что это оправдано, судить ее? Я бы хотел сказать, что не знаю. Но я знаю. В моей юности мне казалось, что с ней все понятно: она слишком любила поесть, ей не повезло, у нее диабет, дело в шляпе.

Ирония судьбы в том, что одновременно я занимался исследованиями в области иммунотерапии меланомы. И из этой работы я знал, что нужно проверять все, любое общее суждение по всей строгости научных стандартов. Однако, в случае с диабетом, который убивает американцев в восемь раз чаще, чем меланома, я ни разу не ставил под вопрос общепринятые суждения о нем. Я думал, наука знает все о патологических событиях.

Три года спустя я понял, как сильно ошибался. Но на этот раз я сам был пациентом. Несмотря на то, что я тренировался по три-четыре часа каждый божий день, и досканально следовал правилам пищевой пирамиды, я набрал много лишнего веса и заработал метаболический синдром. Я стал невосприимчив к инсулину.

Вы можете представить себе инсулин как главный гормон, который контролирует, что наш организм делает с едой, сжигаем ли мы ее или запасаем. Неспособность вырабатывать достаточное количество инсулина несовместима с жизнью. И невосприимчивость к инсулину означает, что клетки организма перестают реагировать на инсулин, который пытается сделать свое дело, и нужно все больше этого гормона, чтобы утилизировать сахар из крови. Когда у вас развивается невосприимчивость к инсулину, вы встаете на путь к сахарному диабету — болезни, когда ваша поджелудочная железа не справляется  с нарастающей потребностью в инсулине. Тогда уровень сахара начинает расти, и развивается целый каскад патологических реакций, которые приводят к инфаркту, раку, болезни Альцгеймера и ампутациям — ровно как у той женщины, которую я осматривал за три года до этого.

С этим страхом я очень озаботился радикальным изменением своей диеты. Я в итоге потерял 40 фунтов, как ни странно, тренируясь меньше. Сейчас, как видите, я не страдаю лишним весом и, что важнее, у меня нет невосприимчивости к инсулину.

Но самое важное, у меня остались два острых вопроса: как это случилось со мной, если я я все делал правильно? Если общепринятые суждения о здоровом питании не рабтали в моем случае, значит ли это, что они не работают и с другими? И я почти маниакально озаботился разрешением вопроса о связи между ожирением и невосприимчивостью к инсулину.

Большинство исследователей считают, что ожирение вызывает инсулиновую зависимость. Следовательно, по логике, если ты хочешь избавить человека от инсулиновой резистентности, то нужно избавить его от лишнего веса. Ты лечишь ожирение. Но что если все наоборот? Что если ожирение — это совсем не причина инсулиновой резистентности? Что если на самом деле это лишь симптом гораздо более серьезной проблемы, лишь верхушка айсберга? Я понимаю, что это звучит дико, учитывая, что мы находимся в самом разгаре эпидемии ожирения, но постарайтесь меня услышать. Что если ожирение — это лишь защитный механизм для более мрачной проблемы, которая происходит внутри клеток нашего организма? Я лишь предполагаю, что ожирение — это меньшая из двух порблем.

Мы можем представить себе инсулиновую резистентность как уменьшение нашей способности правильным образом использовать — сжигать и запасать калории. Меняется обмен веществ, и теперь, когда инсулин говорит клетке, я хочу, чтобы ты сжигала больше энергии, чем тебе кажется безопасным, клетка отвечает, нет, спасибо, я, пожалуй, лучше запасу эту энергию. И раз в жировых клетках на самом деле не работает большая часть машинерии, которая работает в других клетках, поэтому они могут быть самым безопасным местом для того, чтобы запасать энергию. Так что для многих из нас, для 75 миллионов американцев, адекватным ответом на инсулиновую нечувствительность может быть запасание лишней энергии в виде жира, но не наоборот.

Это несколько вторичное различие, однако его последствия могут быть огромны. Аналогично, представьте синяк на голени, который образуется, когда вы ударили ногу о журнальный столик. Синяк болит и плохо выглядит, но это не проблема. На самом деле, это здоровая защитная реакция на удар. Мы можем создать гигантскую индустрию, обезболивающие, кремы и прочая фармакопея, позволяющая бороться с синяками. Но проблема остается — люди бьют ноги об журнальные столики. Реальным решением проблемы было бы предупреждение, что надо быть осторожнее, заходя в гостиную. Правильно понимать причину и следствие очень важно. Неправильное понимание может быть по-прежнему выгодно для акционеров фарминдустрии, но не помогает людям с синяками на ногах.

И вот я думаю, может, мы неверно понимали причинно-следственную связь между ожирением и невосприимчивостью к инсулину? Может быть, мы должны спрашивать себя, не инсулиновая ли резистентность служит причиной ожирения, по крайней мере, у подавляющего большинства людей? Что если ожирение — это лишь метаболический ответ на нечто куда более опасное, и лежащее в основе эпидемии, на то, о чем мы и должны беспокоиться в первую очередь?

Вот несколько фактов. Мы знаем, что около 30 миллионов людей с ожирением в Америке не страдают невосприимчивостью к инсулину. И они рискуют заболеть не больше, чем худые люди. И, напротив, мы знаем, что около шести миллионов худых американцев инсулинорезистентны, и они оказываются подвержены метаболическим заболеваниям даже больше, чем их полные соратники по несчастью. И я не знаю почему так, но может быть, потому что их клетки не нашли способа распорядиться правильно с лишней энергией. Так что если вы можете быть полным человеком и не страдать невосприимчивостью к инсулину, или быть худым и страдать ею, значит, лишний вес — это лишь посредник процесса, что происходит в клетках.

Что если мы ведем не ту войну, борясь с ожирением вместо того чтобы бороться с инсулиновой зависимостью? И, еще хуже, что если обвиняя полных людей, мы обвиняем жертв? Что если наши фундаментальные представления об ожирении ложны?

Лично я больше не могу себе позволить роскошь высокомерия, только роскошь определенности. Моя версия такая. От чего защищается клетка, когда она развивает инсулиновую невосприимчивость? Не от лишней еды как таковой. Скорее, от лишней глюкозы — от лишнего сахара в крови. И мы знаем, что рафинированные злаки и крахмал быстро повышают уровень сахара в крови. И есть даже доказательства, что сахар напрямую приводит к инсулиновой невосприимчивости. Так что моя гипотеза состоит в том, что повышенное потребление рафинированной муки и крахмала служит главным двигателем эпидемии ожирения и диабета, но через инсулиновую резистентность, а не просто через переедание как таковое или недостаток физических нагрузок.

Когда я сбросил свои 40 фунтов, я сделал это исключительно ограничив углеводы. И, конечно, этот мой опыт делает меня предвзятым исследователем. Но это не значит, что я ошибаюсь в своей предвзятости и, главное, это можно проверить научно. Но первым делом необходимо принять то, что мы можем заблуждаться в наших привычных взглядах на ожирение. И я ставлю на это свою карьеру. Сегодня я посвящаю этой проблеме все свое время, и я готов прийти к любому выводу, к которому меня приведет наука. Чего я точно больше делать не буду, так это притворяться, что у меня есть ответы, которых у меня нет.

В прошлом году мне повезло  работать над этой проблемой с самой невероятной командой экспертов по ожирению и диабету в стране. Они по-разному смотрят на проблему: кому-то кажется, что беда в слишком большом количестве калорий, другие — что корень зла — это жир, третьи — что дело в рафинированной муке и крахмале. Это очень профессиональные, непредвзятые скептики. Но в двух вещах все они сходятся: во-первых, эта проблема слишком велика, чтобы продолжать притворяться, что мы уже знаем ответ. Во-вторых, если мы готовы ошибаться, если мы хотим проверить на прочность общепринятное с помощью научных методов, то мы сможем найти решение проблемы.

Наша работа строится вокруг трех больших тем или вопросов. Первое: как разные типы еды влияют на наш метаболизм, гормоны и ферменты на молекулярном уровне? Второе: какие изменения, опираясь на ответы на первый вопрос, человек должен внести в свою жизнь? И третье: как мы можем подтолкнуть человека к этим изменениям, ведь само по себе знание еще не означает, что ты им воспользуешься.

Я не знаю, куда нас приведут наши поиски, но я точно знаю отдно, мы больше не можем обвинять людей с лишним весом и диабетом в их проблемах. Многие из них хотели бы все делать правильно, но для этого им нужно знать, что на самом деле правильно.

Иногда я вспоминаю ту ночь в приемном отделении семь лет назад. Я мечтаю о том, чтобы поговорить с этой женщиной еще раз. Сказать ей, как я сожалею о том, что с ней случилось. Сказать, что как доктор я сделал все что мог, но как человек — я подвел вас. Вы не нуждались в моем осуждении и предубеждених. Вам нужна была моя эмпатия и сострадание. И, самое главное, это не вы сделали что-то не так и подвели себя и всю систему здравоохранения своими ошибками. Это вся система, частью которой я являюсь, ошибалась. И, если вы смотрите нас сейчас, надеюсь, вы можете простить меня.

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх